В Гуликской школе учителя и ребята собрались, чтобы отдать дань памяти людям, пережившим трудное время Великой Отечественной.

Дети, рожденные в 30-е годы прошлого века, в начале войны были еще подростками, но и на их долю хватило ужаса и боли военного лихолетья. Особенно трудно пришлось тем, кто оказался в оккупации. В этот раз гостьей ребят была

Татьяна Торотько.

Татьяну Дмитриевну в селе все знают и любят. Она ветеран труда, активная и задорная, всегда готова прийти на помощь людям. Родилась Татьяна Дмитриевна в 1932 году на Брянщине. В 1941-м, когда немцы рвались к Москве, ей было всего 9 лет. Невозможно без содрогания слушать ее рассказ.

«Моя мама умерла, и я осталась сиротой, когда мне было всего три месяца. Воспитывали меня бабушка с дедушкой. Отец снова женился, мачеху звали Анна, очень хорошая была женщина. Она родила отцу еще двоих детей. Так у меня появились сестра и брат.

Перед войной на Брянщине жили хорошо. Колхоз был большой и богатый. Пасека, мельница и необозримые поля, дававшие богатые урожаи. В селе была церковь и большая школа. В первые дни войны отца забрали на фронт. Когда в 41-м пришли немцы, люди попрятали что могли: зерно, мясо, сало, мед. Оккупанты расположились в здании школы, а полевую кухню разбили у нас в саду. Отобрали скот и кур. Моего дедушку заставили ухаживать за скотом. Ульи все разорили, пчел залили водой, а мед съели. Вскоре в селе появились предатели. За всем следили полицаи и староста. Всех жителей немцы заставили работать на себя. Каждой семье выделили надел по 6 га земли, который все должны были обрабатывать, весь урожай забирали немцы, а люди голодали. Собирали гнилую картошку и делали из нее «тошнотики», ели конопляное семя, яблоки. Одежда была самотканая, обувь вся износилась, поэтому ходили в лаптях. Мыла не было совсем, стирали золой, замачивали белье в бочках, а потом полоскали в проруби.

Хотя школа не работала, мы все равно учились. Писали на клочках и обрывках бумаги, одна книга была на 10 человек, вместо чернил использовали свекольный сок или разведенную в воде сажу.

Зимы на Брянщине снежные, и порой, когда метель заметала дорогу, немцы под автоматами сгоняли детей и взрослых ее расчищать. Деваться было некуда.

В августе 1943 года к селу приближался фронт. Мы побросали все свои пожитки в погреб. Бабушка взяла икону, и мы пошли прятаться в овраг за селом. Дед сказал, что лучше умереть в родном доме, и остался. Немцы, отступая, просто озверели: подожгли поля, сено. В воздухе стояли гарь и копоть, над головами свистели пули, а мы сидели в овраге. Группа немцев хотела взорвать мельницу, но в этот момент ударили наши войска, часть немцев погибла, а остальные, пытаясь спрятаться в овраге, обнаружили нас. Они выгнали нас из оврага, один, плохо лопоча по-русски, объяснил нам: «Идите в свою деревню, русские вашу деревню не тронут». Под лавиной свинца нашей единственной защитой была икона. Я, чтобы не видеть этого ужаса, обвязала голову покрывалом и шла, обливаясь слезами. Перед уходом немцы угощали всех детей конфетами, похожими на витамины, так они хотели нас отравить. Мы гостинцы взяли, а потом отошли подальше и выкинули. Добрались мы до дома, но солдаты нас выгнали, потом заперли в сарае, там продержали трое суток, хотели сжечь, но партизаны нас освободили. Мы выскочили и разбежались по полям. Всю ночь шел бой, к утру украдкой мы вернулись в село. А потом наконец-то появились наши бойцы. Они ехали на полуторках, шли пешком, оборванные и грязные. Остановились в селе. Мы истопили бани, постирали и заштопали что смогли, накормили. Дед вытащил все, что когда-то смог припрятать. Ушли одни, следом пришли другие, и всем мы помогали. Предателей повесили. Спустя немного времени, мы, подростки, отправились в районный центр – город Стародуб – посмотреть, что там творится. Город стоял в руинах, колодцы были полны трупов маленьких детей, немцы, уходя, топили малышей. Мы шли по полю и вдруг увидели, что земля шевелится под ногами. Стали раскапывать, а там раненые люди и много мертвых. Отступая, немцы расстреливали евреев и всех, кто хоть немного был на них похож. Мы вытащили пять человек, но пока бегали за помощью, они умерли.

Когда войска ушли, взрослые стали вновь организовывать колхозы. Весной пахали на коровах, лошадей не было. Сеяли вручную, работали с утра до вечера, чтобы помочь Красной Армии. Сами жили впроголодь. Рядом с селом был пруд, где водилось много лягушек, мы варили их и ели. Разоряли вороньи гнезда и варили воронят. Жили голодно, но зато на душе было легко и светло, потому что мы были свободны от оккупантов».

Завершая свой рассказ, Татьяна Дмитриевна сказала: «Пусть никогда не повторится это страшное время, а ваша жизнь будет счастливой».

Людмила Суворова,

руководитель музея

Гуликской школы.

Фото из архива Гуликской школы.