По большому счету спектакль "Железный класс" мне понравился, но катарсиса, к сожалению, не случилось, и я задумался, почему так получилось, ведь все необходимое для этого было или должно было быть...

Театр – искусство действия

Я, конечно, и близко не имею такого огромного опыта как у уважаемого Сергея Михайловича. Так, пара театральных фестивалей, несколько актерских работ да поставленных спектаклей. Немного, но достаточно для понимания хрестоматийной истины: театр – искусство действия. Именно эту мысль найдет любой открывший учебник по актерскому мастерству. Будет там и про искусство коллективное, зрелищное, вторичное и про синтез различных искусств, но сейчас не об этом. Действие. Приведу, так сказать, "научную" формулировку Станиславского: "Действие – единый психофизический процесс достижения цели в борьбе с предлагаемыми обстоятельствами малого круга, выраженный каким-то образом во времени и пространстве".

Возможно, звучит несколько запутанно, но самое главное, к чему я веду: действие, это такой же материал в театре, как для музыканта – звук или текст для писателя. Именно через него раскрываются персонажи, именно за этим и следит зритель. Текст, в конечном счете, вторичен не менее чем музыка или свет. Поначалу принять это, может быть, не так и просто – ведь как же не важен текст? А пьеса? Мы же по тексту работаем!

Раскрывают персонажа вовсе не произносимые им слова, а его отношение к вещам и событиям, его оценка и реакция на происходящее. Его действия. И застывшая, казалось бы, в статике персона на сцене, в определенной ситуации совершает действие большее, чем беготня по ней. А если действие не организовано, это не театр – это изба-читальня с иллюстрацией происходящего.

Про "Железный класс" так сказать, конечно, нельзя, но, обезобразив себя этим знанием, взглянем на персонажей спектакля. Плохо видно? Давайте приглядимся. Вот видно смурной характер ворчуна Бокки, радушие наивного добряка Пальи. Почему это видно? Правильно, по тексту! А ведь это два настолько разных человека, что в другой ситуации просто оттолкнулись бы полюсами и конец истории. Разных, но таких похожих своими проблемами, своим нынешним миром. Они смотрят на одну и ту же улицу, каждый через свою решетку. Наверное, и их поведение должно разительно отличаться? Не тут-то было! Ни в одном месте, кроме обозначенных автором ремарок в тексте.

Тут нужно оговориться. Можно до хрипоты спорить о том, какие тапки лучше: синие или с пушистыми зайчиками, а, зная, что есть еще фланелевые и шлепанцы – можно и голос сорвать. Я же говорю о том, что тапок вообще нет. Безо всякой "вкусовщины" и придирок.

Вот, например, карамель. Отлично придуманная режиссером карамель в жестяной баночке, как были раньше, что в контексте спектакля весьма и весьма интересная аллегория. Сначала ей угощает Палья, а затем Бокка. Но делают они это практически одинаково. Несмотря на то, что Палье карамель дома запрещают и, соответственно, отношение к ней должно быть совершенно иное. Карамель в жестяной банке, спрятанная во внутренний карман? Да она же элементарно гремит, и это слышно! Достань он ее завернутую во что-то, чтоб поделиться как сокровищем, мы невольно прониклись бы к нему, теплотой, что ли. А когда потом этой же карамелью угощает Бокка, нарочито гремя банкой, бравируя своей свободой? Совершенно иная ситуация. Еще раз повторюсь: решений как это обыграть – множество, тут дело вкуса. Я же говорю о том, что они достают ее одинаково, механически, безо всякой оценки и смысла.

И таких примеров много.

Вот по Амбре никаких вопросов. Нет персонажа – нет вопросов. Виновна ли в этом очаровательная Татьяна Ротарь? Отнюдь.

Чеховское ружье и все такое прочее

Сергей Голосов (художник) в очередной раз показывает отличную сценическую рисовку декораций, где и мазки широкие, но не карикатурные, и цвета попадают в настроение произведения, и в купе с освещением создается определенная атмосфера. На сцене не так и много объектов: фонарный столб, высохшее кустистое деревце, массивная скамья со спинкой и задник – стена с решетками на окнах. Взаимодействуют ли персонажи с чем-то, кроме скамьи, потому как на ней сидят? Выстроена хоть одна мизансцена вокруг фонаря или дерева? Зачем тогда они нужны? Для атмосферы конечно! Ну и у автора пара ремарок...

Единственное, с чем, помимо скамьи, контактируют персонажи, – задник, и лишь для того, чтобы показать просто лобовой образ – этих стариков, смотрящих на нас из-за решетки. Один раз. В начале. Всё!

Мизансцена – язык режиссера

Виктор Савельев – один из сильнейших актеров за всю историю Зейского народного, и уж точно лучший из оставшихся в обойме. Последняя сцена, где умирает Либеро – подарок и большое испытание для любого актера. И уж кто как не Виктор может прожить эту сцену, когда Палья испытывает невероятную гамму эмоций, чувств, сменяющих друг друга: от удивления до бессильной злобы, от отчаяния до парализующего ужаса.

Сцена очень сильная, если так можно выразиться "с запрещенными приемами", не хуже "Хатико". Вкупе с музыкой (отменно, стоит отметить, подобранной), удержаться от слез может разве что столб. Но что мы видим из зала? С усилием удерживающуюся на весу ногу Либеро и спину Луиджи! Виктор, безусловно, талантлив, но, к сожалению, не настолько, чтобы своей пятой точкой сыграть эту сложнейшую сцену. Да, черт побери, я хочу видеть его лицо! Лицо уже близкого, понятного мне старика, необычайно милого и трогательного, что, взяв в руки билеты, нахохлился мальчишем-кибальчишем перед прыжком в пугающую неизвестность вместе с настоящим другом. Я, зритель, хочу видеть его переживания, когда он начинает понимать, что произошло, хочу видеть, как меняется его лицо, как с трудом сдерживает слезы, злится... Я хочу видеть глаза, лицо героя! Мне это необходимо не из праздного любопытства, а из порыва со-пе-ре-жи-вать!

И жнец и на дуде игрец

Играть одну из главных ролей и одновременно выступать постановщиком – задача сложная, гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. И тут надо отдать должное Сергею Логуненко. За те небольшие, относительно существования Зейского народного театра 18 лет, что я (в силу своего возраста) могу наблюдать – это определенно его лучшая актерская работа.

Вот прочитаешь все, что сказано выше – ерунда, а не спектакль, казалось бы. Но он смотрится, смотрится хорошо. Да и я, сказав, что мне понравилось, не слукавил по большому счету. Почему так? Может потому, что последние спектакли, что были в репертуаре театра, опустили планку ожиданий так, что надо изрядно наклониться, чтобы ее поднять? Может, потому, что материал хороший и глубокий. А может, потому, что актеры прекрасно понимают, о чем говорят. Видно, что тема им болезненно близка, видно уважение к тексту и желание аккуратно, не замарав, донести его до зрителя...

Александр ПТЮЧ,

г. Зея.