22 сентября исполнится 100 лет со дня оккупации г. Зеи японскими интервентами. Этому предшествовали события октября 1917 года, когда власть в Петрограде перешла в руки Совета рабочих и солдатских депутатов. Затем начался переход власти в руки Советов по всей территории бывшей Российской империи.

К осени 1918 года советская власть на Дальнем Востоке была подавлена вооружённой коалицией Англии, США и Японии, которые поделили территорию на зоны своего влияния. Приамурье оказалось в сфере интересов Японии, оставаясь последним оплотом Советов. 18 сентября японскими войсками был взят Благовещенск, 19-го – Свободный, а 22-го – Зея. О событиях тех дней рассказывает очевидец Анфиса Улискова, а записал их её сын – Анатолий Улисков, родившийся в 1923 году в Заречной Слободе.

«Стояла сухая хорошая погода. Вода в Зее была маленькая. Уборочная страда уже заканчивалась, лишь кое-где в огородах оставались ещё не выкопанная картошка да не снятая капуста.

Накануне мы договорились со знакомыми, что назавтра будем копать картошку. В городе мы огорода не имели, а сажали её у них в Заречной. Условились, что утром выйдем на берег Зеи и покричим, чтобы нам подали лодку. Так и сделали. Мы с отцом и братом рано утром пришли на косу напротив дома Усмановых и начали кричать, но на противоположном берегу никого не было. Потом появился человек (через реку не разобрали, кто это был) и стал махать руками, показывая какие-то знаки. Мы продолжали кричать, что нам нужна лодка, но из-за реки продолжали сигналить руками, чтобы мы уходили. Мы ничего не могли понять, а потом нас охватила тревога. Стали оглядываться по сторонам и обратили внимание, что на всём берегу не было ни души: ни прохожих, ни проезжих, что было необычно.

Вдруг увидели, что по косе кто-то бежит и машет нам руками. Оказалось, что это мама. Мы её узнали и бросились навстречу. Она, запыхавшись, ещё не добегая до нас, начала кричать: «Уходите скорее, в городе японцы». Все вместе мы побежали домой. Там от дедушки и соседей узнали, что ночью город заняли японцы, которые пришли пешком со станции Тыгды. Оказалось, что к утру они успели занять позиции по берегу реки от городского парка до пристани: выкопали окопы, установили орудия и пулемёты. Красные (руководство города), зная о превосходящих силах интервентов, ещё накануне ушли в тайгу.

Дед всех нас заставил прятаться в подполье, справедливо считая, что незачем по-дурному погибать. И, действительно, вскоре началось.

Сначала был расстрелян пароход с красноармейцами. Затем японцы, белогвардейцы и казаки, прибывшие из станицы Черняево, устраивали облавы и убивали на месте всех подозрительных, не говоря уже о раненых. Облавы продолжались до самой зимы.

Дня через три-четыре после расстрела парохода, когда всё немного успокоилось, отец решил переправиться в Заречное, чтобы выкопать картошку. Нас удивило, что ни в дому Усмановых, ни в соседних домах, да и во всём селе не было ни одного человека. Оказывается, как только начался бой, все жители убежали в тайгу. Постепенно они стали возвращаться в свои дома, но японцы продолжали поиски красных. Через несколько дней задержали Филиппа Улискова, который шёл с уздечкой по улице, разыскивая своих лошадей. На нём была гимнастёрка, в которой он вернулся после службы в царской армии в начале 1918 года. На его счастье рядом находились жена и соседи, которые дружно стали доказывать японцам и белогвардейскому патрулю, что Филипп не партизан и не причастен к советской власти.

С приходом японцев оживились сторонники буржуазной власти и её пособники. Начались доносы, аресты… Расстреливали попавших в плен сторонников и активистов советской власти, арестовывали сочувствующих большевикам. Тюрьма была переполнена, а в японской жандармерии, которая находилась на углу центральной площади и третьей улицы (нынешняя улица Ленина), шли допросы и пытки попавших туда людей.

Был арестован, а затем расстрелян на окраине города Пётр Малых, у старого кладбища, на острове, черняевские казаки зарубили шашками Александра Белоусова, а его тело бросили в реку.

В Заречной Слободе белогвардейцы отобрали дом у стариков Вотиных и устроили там «жандармерию» – так жители села стали называть этот дом. Алексей Головченко – первый пособник интервентов – подобрал себе дружков вроде Саньки Корнева и Володьки Шафранца, и они стали орудовать в этой «жандармерии». По указанию своих начальников они арестовывали людей, а иногда и сами проявляли инициативу. Допрашивали с пристрастием, как правило, пороли нагайками. Так, до полусмерти запороли местного жителя Логинова, который вскоре умер от истязаний.

Улисковы тоже числились у них наблагонадёжными. Очередь доходила и до них. Намёки и скрытые угрозы Саньки Корнева наводили ужас на домочадцев. И вот дождались. Вечером, когда уже стемнело, явился из «жандармерии» посыльный и передал, что «японцы вызывают хозяина». Делать нечего, ослушаться нельзя. Иван Борисович пошёл, провожаемый десятком испуганных глаз да причитаниями жены.

Допрос был долгим и жестоким. Допрашивали в основном русские, японцы не вмешивались. На вопросы: «Где партизаны? Куда возишь продукты? Где оружие?» и подобные им – Иван Борисович отвечал отрицательно. Тогда вопросы стали чередовать с побоями.

На следующий день кто-то из знакомых сообщил жене, что Ивана сильно бьют, могут и убить. С большим трудом через знакомых удалось убедить японцев в лояльности Улискова. Пришло распоряжение освободить Ивана Борисовича. Санька Корнев протестовал, говорил, что отпускать его нельзя. Но его отпустили, и жена с детьми привели его домой едва живого. Лицо превратилось в сплошной синяк, ухо рассечено, глаз разбит, тело исполосовано нагайками. Чудом он остался жив, но стал глухим и ослеп на один глаз.

Оккупация Зеи продолжалась до февраля 1920 года. Вместе с интервентами бежали многие их сторонники. Санька Корнев и ещё несколько таких же головорезов понесли заслуженное наказание. Перед уходом японцы пытались вывезти золото из подвалов Зейского банка, но на переправе через Уркан драгоценный металл отрядом Кошелева был изъят и возвращён на место».

Всего за годы оккупации в Маньчжурию перегнали свыше двух тысяч вагонов, вывезли весь улов лососевых рыб Сахалина и Приморья. Ущерб, причиненный в результате интервенции на Дальнем Востоке, составил свыше 400 тысяч рублей золотом.

В японский государственный банк, при соучастии белогвардейцев, переправлено свыше 20 тонн золота, которое не возвращено и по сей день.

Виктор Романцов.