Дом на пригорке

В июне сорок первого началась война, а 1 сентября этого же года я пошёл в первый класс. В те годы школа в нашем поселке была лишь начальная – всего четыре класса. Это был обыкновенный дом на пригорке в центре Золотой Горы. Отличался он от остальных поселковых домов лишь только тем, что был просторнее и светлее, да крыша покрыта жестью, окрашенной в ярко-красный цвет.

Мне запомнилась директор нашей школы Мария Соловьева. Невысокая пожилая женщина с добрым, но волевым характером. Именно она учила меня и моих сверстников все четыре года. Где-то в середине войны у нашего государства появился гимн – гимн Советского Союза. Помню, с каким энтузиазмом и усердием мы учили слова и мелодию. С этой целью в школу приходил горный мастер Матюшко, который неплохо разбирался в музыке, хорошо пел, а в этом случае выступал в роли хормейстера и дирижера. И наш хор торжественно пел: «Союз нерушимый республик свободных…». В начале получалось не очень. Но уже через неделю мы исполняли главную песню советского государства вполне прилично.

В это время на западе, далеко от нас, гремела война. И лозунг «Все для фронта, все для Победы!» был нам, школьникам, знаком и понятен. Жители поселка отправляли на фронт посылки с теплыми носками, кисетами, мылом, махоркой… Активное участие в этом принимали и ученики. Во всех начинаниях идейным вдохновителем и организатором всегда была наша учительница Мария Ивановна.

Что написано пером...

Ручки, которыми мы писали, в основном были деревянными стержнями, на одном конце которых крепилось перо. Очень редко у кого-то из одноклассников можно было увидеть ручки, в которых роль стержня выполняли металлические трубочки. Уже в середине сороковых годов у школьников можно было увидеть и наливные ручки, которые привезли в качестве трофеев из Германии возвратившиеся фронтовики. Позже появились и отечественные «наливнушки». Иногда из таких ручек начинали вытекать чернила, и карманы пиджаков, рубашки, руки владельцев оказывались перепачканными.

Основой любой ручки являлось перо. Уж в них-то мы знали толк. Различались они по форме, размеру и даже цвету. В первом классе писали перьями темно-коричневого цвета с тонко вытянутым кончиком. Такими перьями нас учили красиво и правильно писать буквы с нажимом. Другие перья использовались, когда почерк уже выработался. Они были более жесткие, с укороченным носиком.

В чём мы писали? В основном, конечно же, в тетрадях. В каждой тетрадке обязательно лежала промокашка. Тетради были в большом дефиците, а поэтому учителя выдавали нам их по счету, строго следя за их использованием. В качестве бумаги употребляли и книги, и газеты, архивы. Помню, как я использовал в этих целях архив, который хранился в кладовой почты. Но начальник почты тетя Соня Пичужкина уличила меня за этим неблаговидным занятием – и я лишился бумажного источника.

Качество бумаги в тетрадях было плохое. Бугорков, ворсинок-волосинок на поверхности листов хватало, и все они цеплялись за перо, размазывая написанное. Чтобы избежать этого, для очистки перьев мы пользовались тряпочками-перочистками. Каких их только не было: и в виде маленьких платочков, и кругляшков, с вышивками и без. Особенно в их изготовлении изощрялись девчонки, стараясь всех удивить.

А теперь несколько слов о чернильницах и чернилах. На каждой парте делались углубления, куда ставились чернильницы. В годы моего детства были стеклянные чернильницы-непроливайки. Если в них чернил в меру, то при переворачивании содержимое не проливалось, но а при резком встряхивании брызги летели в разные стороны. У кого не было таких чернильниц, обзаводились флакончиками, бутылочками, баночками, плотно закрывая их пробками и крышками. Понятно, что все эти многочисленные емкости не обладали необходимой герметичностью, а поэтому у их владельцев книги, тетради, одежда, руки и лицо частенько были перепачканы чернилами. Современные школьники не знают, что такое клякса, а в мои ученические годы клякса упоминалась и в стихах, и в песнях, в пословицах и поговорках, карикатурах. А образ нерадивого ученика обязательно связывался с двойками и кляксами в тетрадях, с перепачканными в чернилах одеждой и руками.

Актуальной была в годы моего школьного детства проблема чернил. Фиолетовые и синие чернила разводили из специального порошка. В годы войны они были в дефиците, поэтому приходилось пользоваться всем, что могло оставить следы на бумаге. В те времена выпускались, кроме простых карандашей, так называемые химические. Если такой имелся, то мелко крошился его стержень, разводился в воде до полного растворения – и получались замечательные фиолетовые чернила. Только вот беда – химические карандаши тоже были в большом дефиците. В качестве чернил мы использовали раствор марганцовки, сок голубицы и брусники. Для пущей важности в чернила добавляли чуть-чуть сахару, и буквы и цифры в тетради приобретали от этого красивый блеск. Иными словами, мы были богаты на выдумки.

В качестве вместилища учебников, тетрадей, пеналов, чернильниц использовали простые матерчатые сумки с лямочками, которые носили в руках или перекинув через плечо. Вот такой была школьная экипировка моих сверстников в те далекие военные и первые послевоенные годы.

Были у нас в школе в те годы и санитары. Ими, конечно же, всегда становились девочки. Они обычно проверяли чистоту рук и ушей. Один или два раза в месяц приходила в школу медсестра и проверяла нас на наличие вшей и чесотки. Надо сказать, несмотря на то что жизнь на нашем прииске во время войны была вполне терпимой, одевались мы, ребятишки, плохо, мыло было в большом дефиците, а поэтому в поселке свирепствовали и вши, и чесотка. Во время этих медосмотров у кого выявляли завшивленность, строем отправляли прямо с уроков в баню. Пока мылись в бане, одежду обрабатывали горячим паром в вошебойке.

Выявляли и у меня, и у моих братьев неоднократно и чесотку. В таких случаях мы в течение двух-трех дней проходили домашний курс лечения, обильно смазывая себя на ночь раствором серы. Но а после рецидивов этого заболевания курсы лечения повторялись.

Деревенские таланты

В какие игры играли мы, дети той далекой военной поры? Во-первых, играми были заполнены все школьные перемены, особенно осенью и весной, когда на улице тепло. Играли в лапту, городки, чику, зоску.

Большой популярностью пользовалась художественная самодеятельность. И хотя школа начальная – всего четыре класса, но талантливых артистов среди нас, малолеток, было много. Пьесы ставились, конечно же, на военные темы. Был у нас и школьный хор, аккомпанировал которому на баяне наш же школьник Колька Чупин. И вот представьте себе: сидит на стуле маленький мальчик, а на коленях у него огромный баян. Колька, несомненно, был талант – не зная нот, он сам подбирал любую музыку на баяне. Мотив любой песни схватывал с ходу и очень точно.

И даже во время войны руководство прииска совместно со школой организовывало летний отдых детей. Для этого создавались пионерские лагеря, в которых дважды удалось побывать и мне. Первый раз – в поселке Обка, где находилось подсобное хозяйство золотопродснаба. Это – в восемнадцати километрах от прииска. Место очень живописное. Жили в стареньком деревянном бараке. Обка – речка мелкая, для купания совершенно непригодная, но побарахтаться и охладиться в ней в летнюю жару было можно. Второй раз отдыхал в лагере на прииске Комсомольском, который тоже находился в восемнадцати километрах от нашего поселка, но в противоположной стороне. Жили в здании школы. Дети и на Обке, и на Комсомольском были не только с Золотой Горы, но и с других приисков – Миллионного и Кукушки. От Комсомольского мы дважды совершали поход до небольшого посёлка Дубакит, расположенного на реке Гилюй. Купались в Гилюе, любовались его перекатами, ели дикий лук, который рос в изобилии по берегам. Запомнился мне по Комсомольскому лагерю Володя Гредюшко, который любил в тихий час, во время послеобеденного сна, прикинуться лунатиком. А по окончании лагерной смены были пионерские костры с играми и песнями.

Много воды утекло с тех пор. Мои одноклассники стали дедушками и бабушками. Большинства из них уже нет в живых. Судьба других мне не известна, только очень хочется думать, что все они свою жизнь прожили достойно. Знаю, что Лиля Самойлова окончила Благовещенский мединститут, Витя Знаенок – Хабаровский институт железнодорожного транспорта, Нина Поляхова – Иркутский институт иностранных языков, а Вера Романовская, Лида Ходкевич и Дора Старикова – Благовещенский финансовый техникум. Мой брат Анатолий окончил Хабаровский политехнический институт, а Виктор – университет в Ростове-на-Дону. Федя Новожилов вначале работал парторгом в Зеягэсстрое, а после этого много лет возглавлял нашу районную газету «Коммунистический труд». Коля Чупин был художественным руководителем Дома культуры нашего города, после чего возглавил это учреждение.

Очень сожалею, что за все четыре года учебы в золотогорской начальной школе мы ни разу не сфотографировались, поэтому у меня нет фотографий ни нашего класса, ни нашей учительницы Марии Ивановны.

Николай Сачков.