Написанное – попытка поймать мои детские ощущения родного города, дорогих мне людей и мест.

Самое точное определение подобных исканий принадлежит Марселю Прусту по циклу его романов “В поисках утраченного времени”. Прошу не судить строго мои поиски, так как восприятие прошлого у каждого своё.

Школа

При подъезде к городу с замиранием вглядываюсь, когда же откроется неповторимый и величественный природный автограф Тукурингры и Соктахана, вычерченные их горбами на границе земли и неба. Наша визитная и божественная skyline – небесная линия. Увидел её, и можно сказать, что снова дома...

До семидесятого года наша семья жила на улице Полины Осипенко. Домик под черёмухой располагался на углу точно напротив центральных ворот городского парка. Он всегда был серо-белый, и никакая побелка не помогала ему побелеть. Только весной, когда зацветала черёмуха, домишко принаряжался, утопая в её цвете и аромате.

Моё восприятие мира начиналось с этого места. Деревянные дощатые тротуары разбегались от него по улицам накрытых зонтами раскидистых тополей. По ним мимо нашего дома в школу Фрунзе проходили школьники. Я с завистью смотрел на их шумные компании, мечтал о тех счастливых днях, когда сам сяду за парту.

Парк и школьный двор были основными местами наших игр. Во фрунзенской школе я проучился первые три года у замечательной учительницы Нины Ефимовны Бондаренко.

Начальная школа занимала отдельное здание и состояла из четырёх классных комнат, которые отличались друг от друга размерами парт.

Звонок подавала высокая уборщица в чёрном халате – она выходила в коридор с небольшим бронзовым колокольчиком. Но почему-то сейчас самые сильные впечатления от обучения в начальной школе оставили горячие пирожки, которые привозили из столовой в объёмистом баке к большой перемене. Бак был накрыт белой холстиной и стоял в телеге, в которую была запряжена старая заезженная лошадь.

Парк

Через улицу напротив дома таился парк, расчерченный бунинскими тенистыми аллеями. Главная из них была посыпана белым речным песком и вела к стадиону и реке. Вдоль неё располагались лавочки и щиты с агитационными плакатами.

Где-то в году 64-м на пересечении аллей соорудили первую карусель. Работала она редко и в основном молодёжь раскачивалась на сиденьях, прикреплённых к ободу длинными цепями. А ещё года через два смонтировали “колесо обозрения”, открывавшее с верхней точки панораму города.

Летними вечерами, до начала танцев, на волейбольной площадке шли нешуточные сражения. А если приезжали футбольные команды из других городов, то болеть собиралась почти вся Зея. Зимой стадион был исчерчен лыжными колеями, по которым бегали то ученики школы, то учащиеся медучилища. За стадионом, по склону к реке, устремлялась вниз лыжная горка. К концу зимы склоны её были усеяны обломанными носками деревянных лыж.

В ту пору берег реки был чистым, без зарослей. А полоса сосен вдоль него была высажена прямо на мешках с песком. Выложили их за одну ночь, когда в 1972 году началось наводнение. Добровольцев созывали при помощи только что появившегося в городе телевидения.

До строительства ГЭС река у парка почти ежегодно подбиралась к середине берегового склона и три раза доходила до самого верха. Позже, готовя диплом по Зейской ГЭС, я сверю свои впечатления с таблицей расходов воды через створ гидроузла и удивлюсь их совпадению.

При этом в мелководье там же, у парка, длинной каменистой дюной обнажалась коса. В районе парка перейти на неё можно было, преодолев зловонный ручеёк, который образовывали стоки из бани, что располагалась в переулке Жуковском. Но купаться горожане всё равно ходили на косу. Основной пляж располагался в хорошо прогревавшейся заводи.

Парк нами был изучен досконально, но меня всегда привлекала прямизна аллеи, которая проходит возле нынешнего храма. Я знал, что на месте спортзала школы Фрунзе когда-то (ещё с дореволюционных времён) располагалась электростанция. Работала она до середины 50-х годов, а дрова подвозили по узкоколейке на конной тяге. Отец мне пояснил, что дрова для котельной сплавляли по реке, а складировали на косе. Так что нынешняя аллея – это бывшая узкоколейная дорога.

Река

Ниже косы находилась пристань с двухэтажным дебаркадером. К нему швартовались пассажирские теплоходы, имевшие названия драгоценных камней: “Сапфир”, “Изумруд”, “Топаз”...

У берега теснились самоходные баржи и здесь же находили пристанище катера, водившие с верховьев плоты. С названия этих судов (“Экимчан”, “Журбан”, “Райчихинск”) для меня тогда начиналось изучение географии Амурской области. В начале 60-х годов на “Экимчане” ходил механиком-мотористом мой дядя Игорь Евдокимович. Неподалёку от пристани, в районе магазина “Волна”, причаливал паром, который “соединял берега” Зеи.

С наступлением весны город с нетерпением ожидал шугу, как некий перелом настроения к теплу и настоящей весне. Смотреть на ледоход выходило множество горожан. Среди толкущегося на стремнине белого и прозрачного льда все старались высмотреть контрастирующие с ним голубые гилюйские льдины. Вскоре после вскрытия реки сопки расцветали багульником. До начала строительства ГЭС добраться до него было непросто, а потому росло его безмерно много.

Ещё с весной ассоциировался Первомай. Позже, получив устойчивую прививку от обязательного участия в массовых мероприятиях, я навсегда внутренне отвергну любые массовки. Но в те годы хрущёвской оттепели и полёта Гагарина в космос в празднике была неподдельная искренность.

В дошкольном возрасте я в такие дни обычно ожидал родителей с демонстрации в доме деда Евдокима Васильевича. Дом этот и сейчас стоит на улице Мухина, недалеко от милиции. Правда теперь он уже не кажется таким огромным. Дед в то время работал председателем райисполкома и по долгу службы во время праздника находился на трибуне. После завершения демонстрации вся большая семья собиралась в его доме.

Базар

Ещё один центр моего детского мироздания не могу обойти вниманием – это базар. Слово “рынок” до приезда строителей ГЭС в Зее не употреблялось вовсе. А слово “базар”, наверное, принёс к нам какой-то участник русско-турецкой кампании. Да так оно и прижилось.

Каждый магазин на базарной площади имел своё лицо. Колоритный, дореволюционной постройки, крытый оцинкованной американской жестью, назывался “Угловой”. Большим крыльцом он выходил на угол улицы Мухина и переулка Пушкина. Украшала его резная башенка, отчего всё строение казалось ажурным и лёгким.

Посреди базара – главный продуктовый магазин города. Работал он до позднего вечера, а потому получил название “Дежурный”. Внутри всё было обустроено в лучших традициях советской торговли: пирамиды рыбных консервов и обожаемых детворой компотов из абрикосов и персиков в больших жестяных банках.

Гречка, сыры, колбасы и мясо исчезли из свободной продажи со второй половины 60-х годов. С тех пор прошли многие годы, прожитые в относительном достатке. Многое удалось повидать и попробовать, но от гречки с тушёнкой я не откажусь никогда. Смотрю на своих детей и говорю спасибо дефициту, научившему ценить изобилие.

Рядом с дежурным магазином находился книжный. При входе продавец у школьников строго скорее требовал, чем просил снимать головные уборы. В магазине тихо и люди медленно переходили от полки к полке, как от иконы к иконе. Мне кажется, именно там во мне сформировалось внутреннее ощущение святости и незыблемости таких вещей, как вера и знание.

Неподалёку от книжного приютился покосившийся деревянный “хлебный”. В ожидании свежего привоза народ толпился под навесом. Хлеб, испечённый на дровах в пекарне, что находилась на Грековском, был необычайно вкусным. Подобный вкус хлеба впервые за много лет удалось мне ощутить только в прошлом году, отведав свежайший французский багет в Греции.

В выходные дни в “холодных рядах” торговали частники. А ещё здесь порой появлялась двуколка, с которой продавали веники оставшиеся старые китайцы.

За хлебным магазином находилась автобусная остановка, заменявшая автовокзал. Здесь люди ждали автобус, чтобы добраться до железнодорожной станции. Автобус выворачивал из переулка Пушкина, и все приходили в движение. Поездка до Тыгды была сродни путешествию: долгая пыльная дорога, неудобные сиденья в автобусе (если удавалось занять место), заправка в Овсянке с выходом всех пассажиров, переправа на пароме через Уркан и два полноценных перекуса в Овсянке и Костроме.

В середине 60-х в городе появились первые “ПАЗики” с рядами цветных стёкол вдоль крыши. Мне путешествие на новом автобусе запомнилось калейдоскопической игрой солнечного света в цветных стёклах.

Стройка

Вскоре началось строительство Зейской ГЭС и в неспешной жизни города появилась не характерная до этого динамика. В моём сознании она отложилась невиданной в Зее техникой, которую раньше доводилось видеть только на картинках.

В выходные дни мы с родителями иногда выбирались на “перемычку” – отсыпку котлована первой очереди. Под самой горой, на месте будущего АТУ, стояло несколько маленьких неказистых домиков под серыми крышами. Почему-то тогда подумалось – вот бы на их месте построить большие каменные дома. Через три года на склоне сопки выросли первые жилые дома “постоянного” посёлка, который впоследствии стал именоваться Светлым.

В середине 70-го года мы переехали в сдавшийся там, уже седьмой по счёту, дом, которому присвоили номер 21. Но это уже другая история...

Юрий Алексеев.

Фото из архивов “ЗВ” и Ольги Евтушенко.