С хозяйкой уютной квартиры в микрорайоне Светлом мы разместились в небольшой кухне за обеденным столом: здесь пьем чай и рассматриваем старые фотографии и документы – свидетелей нелегкой судьбы ее родителей.

Десять лет лагерей

– Вот мой папочка, – на меня с фотографии смотрит симпатичный мужчина с большими серыми глазами. – Папа у меня был красавцем, только вот зубы его "съела" цинга.

Татьяна Васильевна долго и грустно смотрит на фотографию отца:

– Потерял он свои зубы, отбывая в Колымских лагерях с сентября 1940 года по декабрь 1944 года. Да и после освобождения из заключения он еще почти десять лет работал там же уже вольнонаемным, так как 58 статья предусматривала десять лет лагерей и пять лет поражения в правах, запрет на право выезда и переписку.

Смахнув слезу со щеки продолжает:

– Мой отец, Василий Бурыкин, родился в селе Сибиричиха Алтайского края. В семье было много детей, он младший. Мать умерла после родов, а его на воспитание забрала бездетная семья. Рос трудолюбивым, хорошим ребенком. Как и все крестьянские дети, пас скот, помогал по хозяйству. Правда учиться ему не довелось, смог закончить только один класс – школа была далеко, а его родители жили на хуторе в горном Алтае. Когда ему исполнилось 16 лет, смог устроиться работать в ветпункт, откуда послан на курсы. Окончив их, работал ветфельдшером. Очень любил животных, хорошо знал их повадки и мечтал стать ветеринаром. Увы, мечта не сбылась.

По ложному доносу односельчан осенью 1937 года его и трех товарищей забрали в НКВД (народный комиссариат внутренних дел). Так в 19 лет парень стал "врагом народа". Следствие проходило под дулом нагана, с пытками, но не было суда. Вывели во двор тюрьмы станции Алейской и зачитали приговор: десять лет заключения и пять – поражения в правах…

Только крепкая крестьянская закваска, любовь к труду спасли его от гибели. Отбывал Василий Фомич срок на одной из дальневосточных железнодорожных станций, потом на Колыме. Почти мальчик, в тяжелых условиях лагерного произвола выстоял и не потерял человеческих качеств: доброты, веры в свой народ и Родину.

Спасая своих приемных родителей, он назвался другим отчеством – стал Фомичем, а не Андреевичем. В лагере провел семь лет и четыре месяца, освобожден за добросовестный труд. Но выехать с Колымы не мог – не выпускали. В общей сложности, на Колыме прожил 13 лет. И только после смерти Сталина, в 1954 году, выехал с семьёй (мама с братом переехали к нему) на родину – на Алтай. Работал на шахтах по добыче вольфрама и молибдена, затем в городе Бийске в строительном тресте. Везде к нему относились хорошо. Трудолюбив, честен, прекрасный семьянин, общественник. В 1956 году был реабилитирован за "отсутствием состава преступления".

Плакал навзрыд

Хозяйка показывает пожелтевший листок – копию справки о реабилитации за подписью заместителя председателя военного трибунала Сибирского военного округа Шалагинова от 23 января 1957 года. В ней говорится: "Дело по обвинению Бурыкина Василия Фомича, 1918 года рождения, пересмотрено Военным трибуналом Сибирского военного округа 18 декабря 1956 года. Постановление тройки УНКВД по Новосибирской области от 13 октября 1937 года в отношении Бурыкина В.Ф. отменено, дело прекращено за отсутствием состава преступления, и он по этому делу полностью реабилитирован".

– Кода пришла эта бумага, мне было всего пять лет, – сдерживая слезы, говорит Татьяна Васильевна, – но хорошо помню, как папа плакал навзрыд, расстелив документ на столе. Да и понятно: лучшие годы проведены за колючей проволокой. За что?! Тогда я не понимала этого, и только позже мама мне объяснила, в чем дело. Нас, близких, удивляло одно: после всего, что было пережито, он остался самим собой, не озлобился, не мстил за искалеченную жизнь. Папа очень радовался тому, что вернули ему и всем честным людям – мертвым и живым – право быть гражданами своей страны. Я часто болела, и поэтому по совету врачей в 1963 году мы выехали на Дальний Восток, на мамину родину – в город Зею. Здесь папа работал в Амурстрое. В 1964 году началось строительство Зейской ГЭС. Папа стал трудиться на стройке: бригадиром, мастером, инженером по технике безопасности, а затем старшим инженером по технике безопасности в одноименном отделе Зеягэсстроя. Представляете, у человека один класс образования. Правда ему помогли достать справку о семилетке – он очень толковый был. Ведь его от Зеягэсстроя отправили на курсы повышения квалификации в Ленинград.

Проходил курсы Василий Фомич в Ленинградском филиале института ПК руководящих работников и специалистов Минэнерго СССР, об этом свидетельствует удостоверение. В зачетке по специальности стоит "отлично".

– Папа рассказывал, что на курсах были люди с высшим инженерным образованием, – продолжает Татьяна Васильевна, – ему приходилось сложно, он и в школе научился только азам, а в остальном доходил сам. Часто думаю, кем бы стал мой отец, не будь тех страшных лет?

Всё позади...

Тема репрессий в семье была под запретом. Много лет прошло после реабилитации, был развенчан культ личности Сталина, но Бурыкины по-прежнему говорили об этом вскользь.

– Думаю, что родители по этому поводу много беседовали, – предполагает Татьяна Васильевна, – тем более что мама всегда для отца оставалась ангелом-хранителем, советчиком, другом. Но нас, детей, в это не посвящали. И только однажды, когда я уже была вполне взрослым человеком, папа мне сказал: "То, что описал Солженицын в "Одном дне Ивана Денисовича", – цветочки по сравнению с тем, что творилось на самом деле". Однако герой Солженицына намного позже попал в ГУЛАГ, а отец – в самые страшные годы. Вспомнил, как его, 19-летнего мальчишку, пытали, держа под светом настольной лампы, били рукояткой нагана по зубам, потом бросили в карцер и пустили холодную воду. Он потерял сознание, очнулся в камере. Все для того, чтобы он подписал абсурдное обвинение: являлся связным у белогвардейского генерала Вершинина. Смешно и горько – родился-то он в 1918 году. Я только плакала. Тогда папа гладил меня по голове и говорил: "Только ты не думай об этом. Ведь сейчас все хорошо, все позади". И я его послушала, веря в то, что все хорошо. Тому примером были мои родители: жили трудно, но дружно, уважая друг друга.

С торжественных собраний по случаю празднования Дня Победы Василий Фомич приходил расстроенным. Низко кланялся подвигу фронтовиков, искренне радовался победе, слезы наворачивались на глаза, когда слышал фронтовые песни. Однако ему казалось, что на него всегда осуждающе смотрят окружающие. Не всем же объяснишь: не его вина в том, что в это время он отбывал срок в лагерях, что был политическим заключенным, что рядом с ним там находились врачи, ученые, инженеры. Его лучшим другом был инженер из Ленинграда Анатолий Сидоренко. Когда началась война, они писали рапорты, чтобы их взяли на фронт, но им отказали: "Стране нужно золото". Василий Фомич переживал, и его спасало только то, что рядом была его семья, которая свято в него верила.

Он хотел вступить в партию и очень переживал, что по определенным причинам его не принимали. И вот в 1965 году вступил в ряды КПСС, но не для того, чтоб строить карьеру, был уверен, что в ее рядах лучшие, каким он был сам. Наград высоких не имел, но медаль "Ветеран труда" заработал, за большой вклад в развитие гидроэнергетики Приамурья награжден значком "15 лет Зеягэсстрой" II степени, медалью "За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина", нагрудным знаком "За активную работу в профсоюзах".

– Папа очень хотел съездить на родину, на Алтай, – с грустью в голосе говорит Татьяна Васильевна, – но ему это так и не удалось. В 2014 году мне посчастливилось побывать на Алтае не только в Белокурихе, Бийске, но и Сибиричихе. Помогли мне в этом его земляки. На могилу отца я привезла частичку этой благодатной земли. Пусть покоится с миром. Он был достойным сыном своей многострадальной страны!

Наталья Рвенская,

сотрудник краеведческого музея.

Фото из архива музея.