Анна Черкасова. 2022 г.

Детство Анны Черкасовой (в девичестве Новикова) пришлось на годы Великой Отечественной войны. Родилась Аня в 1937 году в городе Сураж Витебской области в семье Ивана и Ирины Новиковых, у которых уже подрастала 12-летняя дочь Шура.

Иван Фокич работал учителем начальных классов, а Ирина Ефремовна была неграмотной домохозяйкой. Перед началом оккупации Суража немецкими войсками (июль 1941 года) ночью в дом забежал взволнованный отец. Сообщил, что рядом немцы, приказал собрать узелки. Во дворе ждала повозка, на которой глава семейства отвез дочерей и жену к её двоюродному брату Федору в деревню по соседству. Дед наотрез отказался ехать, сказал, что будет помирать в своем доме. Это было последнее свидание с Иваном Фокичем, который ушел в партизанский отряд, и больше от него не было весточек. Став взрослой, Анна не смогла и в архивах отыскать сведений об отце.

 Учительница (1-я слева), семья Новиковых: Ирина (мать), Александра (сестра), Аня (2 года), Иван Фокич (отец). 1939 г.

В августе в Витебскую область прибыла немецкая айзацкоманда для проведения операции по уничтожению советских партизан.

Аня с ужасом смотрела, как по дороге вели колонну жителей, которая, казалось, растянулась на километр. Людей заставили копать яму, а потом расстреляли детей, стариков, женщин. Различные источники подтверждают, что в этот период был расстрел 500 евреев в лесу у города Сураж. Потом еще долго маленькой Ане, когда она шла по дороге мимо этой огромной могилы, казалось, что там шевелится земля.

Горели города, деревни, расстреливали мирных жителей. В доме дяди Федора, который ушел в партизаны, было тесно двум семьям, поэтому Новиковых переселили в колхозную контору. После очередных зверств нацистов в деревне начался пожар. Люди выскакивали на улицу, чтобы не сгореть заживо. Чья пуля досталась Ирине Ефремовне – то ли партизанская, то ли фашистская, понять было нельзя. «Мы плакали, были сильно перепуганы, – рассказывает Анна Ивановна, – но у Шуры была сумка, которую она получила при прохождении санитарных курсов. Она закричала: «Анечка, неси скорей сумку, на которой красный крест!». Я видела, что у мамы по бедру течет кровь, не понимала, что происходит, но за сумкой кинулась. Помню, Шура раскрыла её, там были бинты, вата, белая простынь, йод. Она обработала рану, перевязала. Но этого было недостаточно. Началось нагноение.  Дядька Федор, к тому времени ставший командиром партизанского отряда, прислал ночью медсестру. А у той и лекарств-то нет. Сказала прикладывать печеную луковицу, смешанную со стружкой хозяйственного мыла. И от этого снадобья рана затянулась за три дня».

В рассказе Анны Ивановны переплетаются её детские воспоминания, матери и сестры Шурочки.

Дважды сестру пытались угнать на принудительные работы. Ей удавалось сбежать и добраться до своих. Второй побег был роковым для знакомой девчонки Марии, которую выдали полицаи. Нацисты повешали девушку на глазах у односельчан, которых согнали к месту казни. После того как из-под ног девушки выбили ящик, труп облили бензином и подожгли.

Несколько раз Шуру спасала Аня. Немцы обращались к старшей сестре: «Муттер?», «Кляйне киндер?». Думали, что младшая – её ребенок. Шура кивала. Её не трогали, наверное, жалели.

Понимая всю опасность положения своих родственников, Фёдор забирает их в лес, где партизаны подготовили землянки для мирных жителей.

«Я заболела тифом, на грани смерти была, – говорит Анна Ивановна, – помню, что очень сильно хотелось хлеба. В соседней землянке жила женщина с двумя сыновьями, и мама знала, что у них есть хлеб. Попросила хоть скибочку для больной дочки. Она не дала, сказала, что ей надо двух сыновей кормить. Я выжила, мама меня выходила. Но с той поры у меня обязательно должен быть на столе черный хлеб».

По мере наступления советских войск люди переселялись в деревни, города. Новиковы остались одни в своей землянке (в Сураже их дом сгорел). Готовить приходилось на костре. Однажды на дымок подкрались немецкие солдаты. Девчонок и мать повели куда-то. И как потом рассказывала сестра Шура, которая неплохо знала немецкий, они говорили о том, что если это семья партизанская, то нужно расстрелять, а если красноармейская, то можно отпустить. Дескать, они такие же, как и мы, призванные в армию солдаты. «Что они там решили, не знаю, но нам сказали бежать, – вспоминает Анна Черкасова, – мы побежали, упали в воронку от бомбы. Потом добрались до своей землянки. Через пару дней – снова немцы. Мы приготовились к худшему. Но подходят ребята, скидывают немецкие шинели, а под ними – советская форма. Оказались наши разведчики. Сказали, что за нами пришлют повозку. Ночью перевезли в Сураж, который к тому времени освободили (это произошло 28 октября 1943 г. – прим. ред.). Поселили к саперам в землянку. Мама стала им печь хлеб. К нам еще подселили Костю – сына маминого двоюродного брата и его мать».

Шура была любознательной девочкой и все просила солдатиков рассказать, как устроена мина. «Как чувствовала, что погибнет от неё, – наворачиваются слезы на глазах у Анны Ивановны, – мы садились за стол, и парни рисовали устройство. На всю жизнь запомнила, как сапер говорил: «В году 365 дней и столько же шариков в мине. Когда мина взрывается, шарики разлетаются в разные стороны».

Шура и Костя заготавливали дрова для землянки. В тот день мама обмолвилась: «Птичка несколько раз в окошко билась. Беда будет». 

Берег реки был заминирован, но там и деревьев было много, туда ребята и отправились. Когда отпилили очередную чурку, она покатилась вниз и попала на мину. Костю слегка задело, а для Шуры взрыв оказался смертельным. «Похоронили мы её, завернув в плащ-палатку, рядом с землянкой, – вновь смахивает слезу Анна Ивановна. – Потом, после войны, в Сураже было перезахоронение погибших мирных жителей и военных в братские могилы, перенесли мы туда и нашу Шуру. 

Анна, дочь Галя, дочь Ира (1-й кл.), Геннадий Черкасовы.  

После командировки.

В школу я пошла в 1943 году, в шесть с половиной лет. Писали на газетах между строк. Чернила – морковный, свекольный сок, сажа. Учились мы до 9 класса в землянке, потому что в городе не осталось ни одного дома. А в десятом уже привезли домик для школы. В землянке нам пришлось жить до 1947 года. Потом мама сказала, что надо уже как-то обустраиваться. Договорилась с мужчиной, что мы у него купим сруб. Нам разрешили поставить его там же, где у нас когда-то был дом. Это было счастье, ведь в нашем подворье сохранился сад – вишни, сливы, яблони, крыжовник. Мама взяла в банке кредит – восемь тысяч рублей. Это был 1947 год – год денежной реформы. И заемные деньги превратились в 800 рублей. Кое-как рассчитались мы за наш новый домик. В нем поместились печь, кровать, стол и табурет. А кредит я потом выплачивала до 1960 года».

На слёте комсомольцев в Братске.

7 ноября 1976 года. “Зеягэсстрой”.

В 53-м Анна поступила в пединститут. Но, к сожалению, пришлось его бросить из-за болезни матери. Потом была работа в райкоме комсомола, комсомольская стройка в Братске. Она заочно окончила Плехановский институт. В 1969 году получила приглашение на работу в «Зеягэсстрой». Начинала в отделе труда, затем работала руководителем службы общественного питания отдела рабочего снабжения. Вышла замуж, родила двух дочек. Сейчас у Анны Ивановны две внучки, правнук. Но это уже другая история.

Евгений Казанцев – директор школы № 4, Анна Черкасова – зам. начальника орса по общественному питанию, Сергей Макрецов – начальник отдела кадров управления “Зеягэсстроя”.

Мы перебираем старые фотографии. В руках Анны Ивановны чудом уцелевший снимок семьи Новиковых. Он датирован 1939 годом. Отец, мать, Шура, двухлетняя Аня, учительница, работавшая в одной школе с отцом. Уже через два года их жизнь изменится, превратившись в пекло.

Иван Евсеев – бригадир управления основных сооружений “Зеягэсстроя”,

Герой Соцтруда, его дочь Зоя и внучка, Анна Черкасова (по центру).

Справка «ЗВС»

Во время Великой Отечественной войны Сураж был оккупирован с июля 1941 года. В августе прибыла немецкая айзацкоманда (эскадрон смерти нацистской Германии, осуществлявший массовые убийства гражданских лиц на оккупированных территориях) для проведения операции против советских партизан. Операция провалилась, поскольку немцам не удалось уничтожить партизан. Однако оккупанты уничтожили в городе и районе 9 181 человека, расстреляли 500 евреев в лесу у города. Освобожден Сураж 28 октября 1943 года.

Марина Тишкова.