Владимир Панов.

О проекте строительства железнодорожной ветки в город Зею

В начале XX столетия

Просматривая свои, накопившиеся за многие годы бумаги, обратил особое внимание на любопытнейший документ. Его название – “Генеральный план муниципального образования города Зеи Амурской области”. Разработан  он был одной из московских фирм в 2010 году по заявке администрации нашего города. Исполнение  этого плана было рассчитано на период с 2011 по 2030 годы. Много чего нам там наобещалось. В том числе построить и провести в город к 2025 году железнодорожную ветку от станции Тыгда Забайкальской железной дороги. 

Не буду вдаваться в подробности этого “серьёзного” документа (возможно, позже расскажу на страницах газеты «Зейские вести сегодня» об этом более подробно), коснусь только вопроса запланированной  постройки железнодорожной магистрали.

Мария Панова с дочерью.

Меня в первую очередь заинтересовало – были ли ранее мысли и предложения, касающиеся данной темы. Вспомнил, что в связи со строительством Зейского механического завода в 80-х годах прошедшего века также планировалось соединить наш город с Забайкальской железной дорогой. Но начавшаяся в стране перестройка поставила крест на этих планах.

В социальных сетях я нашёл статью бывшего жителя нашего города Юрия Алексеева под названием “Забытый проект” (о проектировании железнодорожной ветки Дактуй – Зея в 1910 году).  Из его обширных материалов со ссылкой на “Историко-статистический обзор города Зея Амурской области» под редакцией главы города Константина Федоровича Шмидта, изданного в 1914 году, узнал, что в те годы также поднимался вопрос о необходимости строительства железнодорожной ветки Дактуй – Зейская Пристань. При этом делалась ссылка на благожелательное отношение к этой идее губернатора области Николая Львовича Гондатти. Он лично направил летом 1910 года изыскательскую партию под руководством Николая Петровича Топоркова для подготовки проекта. В составе образованной экспедиции находился 25-летний техник Владимир Капитонович Панов (1886-1985 годы жизни) из города Вологды.

Уже находясь в экспедиции, Панов за май–сентябрь  1910 года отправил своей жене 44 письма. В них он  делился со своей Марусей – Марией Николаевной Пановой (1888–1970 гг.)  впечатлениями и ходом изыскательских работ на будущей трассе. 

Обладателем этих уникальных документов (писем) в настоящее время является внук участника экспедиции – Леонид Сергеевич Панов. 

Во многом благодаря этому человеку нам стали известны подробности проектирования такой важной для будущего города магистрали.

В газете  “Советское Забайкалье” 13 августа 2020 года была опубликована обширная статья Леонида Сергеевича, касающаяся работы Владимира Панова на Дальнем Востоке.

Я же, на основании этих обобщённых материалов, попытаюсь рассказать, в каких условиях проводились изыскательские работы на планируемой трассе.

Из Вологды – на Дальний Восток

В мае 1910 года по великому Сибирскому тракту отправился Владимир Капитонович Панов из Вологды до станции Каримская. От неё отходила ветка к Сретенску, конечному в те времена пункту Транссибирской магистрали.

Владимир Капитонович через много лет поделился своими впечатлениями об этой станции с внуком. В частности, он рассказал: «Сретенск, Шилка, много народу, приехавших поездами. Хожу, узнаю. Оказывается, что это украинцы. Тогда было большое переселение. Это уезжали из России ввиду недостатка земли, тесноты, заселяли Сибирь. Вот ведь ехали до Сретенска и дальше расселялись по Амуру, расселялись по притокам Амура. Давали по пятнадцать десятин на каждую мужскую душу. Вот эти переселенцы и на берегу Шилки. Видимо, они ждали времени, когда отправятся  дальше по Амуру. Подошёл я к одной группе. Бочка. Смотрю: в бочке земля. Спрашиваю женщину: «А зачем это вы тут землю везёте?» – «Милый мой, а вот приедем на место, чужое ведь место-то, десять тысяч километров. А где наша матушка-Украина? Мы этой земли побросаем, и как будто бы опять на своей украинской земле».

На другой день после прибытия Владимир Капитонович вместе с нивелировщиком и пикетажистом закупил необходимое оборудование и отправился на пароходе по Амуру до станицы Черняево. Здесь приобрели муку, крупу и остальное продовольствие, необходимое в тайге для нескольких летних месяцев. Купили лошадей у амурских казаков. Собрав, таким образом, обоз, отправились по тракту на город Зею.

Экспедиция начала свою работу от разъезда Дактуй, которого ещё не существовало, была только просека. От него и нужно было протрассировать подъездную ветку к золотопромышленным приискам около города Зеи, а сам город связать железнодорожным транспортом с Амурской дорогой. Вот эту ветку протяжённостью около ста километров и спроектировали Владимир Панов и его коллеги.

По намеченному маршруту

Рабочих нанимали на месте. Состав был разношёрстный, большей частью ссыльные, переселенцы или приехавшие на заработки. Платили рабочим сорок пять рублей, что было в два раза больше, чем в среднем по России.Технического персонала было четыре-пять человек, рабочих – около двадцати пяти. Панову был определён размер оплаты в 150 рублей (ранее он получал на старом месте 50 рублей).

Работали на одном месте четыре дня, после этого всё снаряжение, запасы, хлеб, имущество рабочих грузили на лошадей и продвигались дальше.

Трудности начались с самого начала. Уже 5 июня Владимир Капитонович писал: «Сейчас с утра дождь, и на работу не вышли, хотя всё равно сидим сырые, так как от стенок палатки одежда отсырела. С плохой погодой становится грустно и хочется к людям, зато в хорошую, когда блестит солнце, перед глазами бесконечный лес и марь – чувствуешь себя каким-то Робинзоном Крузо. Посмотришь на карту и видишь, что где-то, на малоисследованном месте, на реке Ольге, в 80 верстах от реки Амура, расположен наш стан. Топорков приехал 2 июня.Теперь хоть стало веселей».

Далее написал своей жене: «Ничего, Маруся, год-два так, пожалуй, нужно, а то мы в России не видим ни опасности, ни трудностей. А какую опытность я приобрету. Приятно, когда чувствуешь, что эти таёжные бродяги тебя боятся и чувствуют, что я даром не дамся. С ними надо умно жить. Кроме силы, ничего не признают. Очень умный и опытный народ. Всё больше хищники – золотоискатели. Вся хорошая жизнь, которой мы жили, от нас не уйдёт. А такая трудная – редко бывает, и вот приятно всё-таки испытать всё это».

Интересны наблюдения молодого техника: «Здесь масса диких коз, их бьют местные кочевники – манегры и орочоны. Есть лоси, дикие свиньи – кабаны. Идём с линией вдоль реки Ольги. Топорков проездит, должно быть, дня четыре, и в это время линию поведу опять один. Покамест приезжают манегры, а потом, говорят, никаких людей не будет до тракта».

Глухие места

А вот 15 июня: «Я забрался с партией с берега реки Ольги вглубь тайги на четыре версты. Утром я пошёл с берега в тайгу с двумя техниками, рабочие ушли вперёд, а в стане оставили конюха, повара и одного рабочего, который накануне шёл с нами по лесу и должен показывать дорогу. Я, Евсеев и Юрьев отошли одну версту по берегу пади и, чтобы идти сухим местом, отошли несколько в лес и заблудились. Благодаря компасу вышли на падь через два часа. Провожатый, которого я оставил у обоза, сбился с пути и целый день с двумя вьючными лошадьми и с хлебом и конюхом путался в тайге. К вечеру  вышли на реку Ольгу обратно в четырех верстах выше, так что все мы целый день сидели без куска хлеба».

Лишения

Хлебом партию первое время снабжал украинец Тимофей Ступа: «Зажиточный такой по виду. Знаете, видимо, из небедных переселенцев. Взялся для нас, для нашей экспедиции печь хлеб. Ту вот муку, что мы закупили в Черняево, сдали ему и аккуратно всё время нашего путешествия по тайге посылали мы на лошади к нему человека и привозили хлеб».

О жизни в тайге: «Спим в палатке среди глухого леса, подо мной – брезент, прямо на воде, он хотя воду не пропускает, но промок, как снаружи ушат. Спасает мешок брезентовый, в котором спим. Ночью сильно зябнем и утром бросаемся к огню. 15 дней не снимал верхнего платья, сапог и кепки. Пять дней шёл дождь. Одежду просушить трудно, покамест сохнет, помочит дождём. Две пары носков сожгли. Сапоги в 15 дней развалились. Так целый день ходили в воде три версты на работу, три с работы – на обед и ужин. Всего 10-12 вёрст каждый день».

«Теперь уже, наверное, 20-30 дней не выйду из леса. Лошадь одна у нас пала. Нанимаем ещё четырех и прибавляем рабочих восемь человек. Палатки должны прийти из Благовещенска на днях хорошие. Так что заживём, должно быть, много лучше. Кашу есть нельзя, масла нет нигде. Должно быть, Николай Петрович купил мясных консервов. Сахар здесь 25 копеек фунт. Пуд овса – 1 рубль 60 копеек».

10 июля: «Из Новой Покровки я уехал на другой день после отправки письма с шестью вьючными лошадьми с провизией. Своих рабочих и техников нашёл  в тайге доедающими сухари. Н. П. Топорков уехал в это же время по тракту в Зею и через четыре дня приехал к нам. С реки Ольги, в месте её пересечения с изыскиваемой нами линией, далее на протяжении 30 вёрст идёт очень трудный путь, большая часть марями, т. е. по-русски – болотами, которые оттаивают здесь летом только на 1/2 аршина. По таким марям у нас погибли две лошади. Такие места шли до реки Уланги, а потом пошли болота только между сопками. С последней сопки были видны горы за 50 вёрст. Теперь места гористые. На реке Уланге нашли заброшенные места разведок золота. У нас много рабочих, работавших на приисках. Но рабочий ни за что не станет искать золота. Покамест он не голоден, так как добыча его очень тяжела. Нужно снимать землю от 1–2 саженей, и тогда только получишь грунт, который промывают. Нужно при богатом содержании золота промыть 100 пудов земли, чтобы получить 1 золотник золота. Вот неуверенность в том, что тут под землёй содержится золото, и страшная дороговизна продуктов из-за трудности доставки и задерживает этот промысел».

«Мука на приисках стоит в среднем 5 рублей пуд и доходит до 25 рублей пуд. Даже нам, например, – сахар стоит здесь12 рублей пуд, доставка по этим болотам за 50 вёрст стоит 3 рубля пуд и, таким образом, сахар стоит в тайге 15 рублей, т.е. 37 1/2 копеек фунт. Мука – 2 рубля пуд и 3 рубля доставка. Мужик с лошадью должен самое меньшее в день заработать 3 рубля. Он идёт за 50 вёрст, туда и обратно, – 4 дня, а на коня по болотам можно навьючить (лошади здесь ходят только вьюком) только 4 пуда. Следовательно, он заработает 3 рубля х 4=12 рублей, т.е. по 3 рубля в день.

Сапог, которые у нас, здесь нет, а продаются старые, из плохой кожи, без подмёток, стоят от 5-7 рублей и носятся 2-3 недели, а посему рабочему получать меньше 45 рублей нельзя. Мои сапоги покрыты столькими заплатами, что не осталось не подчинённого места. Бельё все застирали (моют по реке рабочие), одежда от постоянного промокания гниёт, носки и сапоги сожжены, так как вечером ежедневно нужно сушить у костра. Вода, конечно, всегда попадает, даже в первые дни ношения новых сапог».

Бывали случаи, что рабочие по этой причине вообще отказывались выходить на работу.

21 июля Панов написал: «Ах, если бы ты знала. Как надоело в этих болотах давить комаров и мошку. Проклятые не дают ни есть, ни пить. Грязно, тесно, сыро. Только и утешаемся тем, что все эти лишения претерпели все великие исследователи Сибири».

Виктор Романцов.