К пятидесятилетию создания Зейского заповедника «ЗВ» продолжает серию публикаций-воспоминаний его сотрудников – тех, кто отдал делу сохранения и изучения заповедной территории края многие годы.

Сегодня предлагаем вниманию читателей материал научного сотрудника заповедника

Клары Павловой.

Как странно чувствовать себя динозавром… Но хочешь – не хочешь, а, проработав в Зейском заповеднике уже без малого четверть века, приходится признать эту неоспоримую истину. Много воды в Гилюе утекло с тех пор, как одним очень солнечным июньским днем я вышла из самолета в аэропорту города Зеи и на рейсовом автобусе приехала к зданию автовокзала с рюкзаком и сумкой, в которой была банка с черенками роз и горшок с цикламеном.

Во время учебы на кафедре охраны природы Казанского государственного университета (в то время – первой и единственной в СССР) я и представить не могла, что буду работать в заповеднике. Представлялась кабинетная работа и ряды химических столов с реактивами, но жизнь рассудила иначе. В 1985 году я уже ехала на работу в Дарвинский заповедник, когда мне сказали, что есть вызов в Зею. Но мне тогдашней и Вологодская область казалась краем света, а уж Дальний Восток, Амурская область – где это?!

Однако однажды под новый год вынула я из почтового ящика конверт, подписанный незнакомым почерком, с более чем странным адресом – г. Зея, Зейский заповедник. Из письма узнала, что мне следует встретиться в Москве с директором заповедника – Сергеем Коренюком, который будет в столице через пять дней. Встреча – в гостинице «Останкинская». Мысль о письме поселилась в голове и, как назойливый червяк, грызла меня изнутри. Через день после отъезда в командировку я уже четко знала, что обязательно поеду в Москву, хотя бы для того, чтобы прояснить создавшуюся ситуацию.

В назначенный день поднимаюсь на третий этаж гостиницы и возле стойки дежурной по этажу вижу мужчину чуть выше меня ростом, с волнистыми темными волосами и заметной проседью. Сергей Николаевич поворачивается ко мне, широко улыбаясь, и тут я понимаю, что знаю этого человека тысячу лет, настолько легко и просто с ним общаться. Уже там, в коридоре гостиницы «Останкино», поняла, что хочу работать с ним и этими людьми. И те полгода, что мне повезло работать с Сергеем Николаевичем, пожалуй, были одними из интереснейших за все годы моей работы в заповедниках. Безумно жаль, что такой неординарный человек так рано покинул этот мир.

Потом было и плохое, и хорошее. Как всегда, все самое интересное происходило на полевых работах. Бывало и страшно, и весело, и тяжело, но никогда не было скучно.

Один из странных и смешных случаев произошел с нами где-то на рубеже веков. Это был наш первый с Леной Красиковой самостоятельный сплав по Гилюю, когда только река, резиновая лодка «Турист», два весла да мы в придачу. Мы уже ходили по этим местам, но раньше у нас были лодка «Казанка» и мужчина, для того чтобы грести. Но мы решили стать самостоятельными, тем более что Сергей Подольский оставил нам двухместную резиновую лодку. Начало сентября, чудесная солнечная погода, нас привезли к парому через Гилюй. Нужно было добраться до первого кордона на северной границе заповедника, расположенного в устье ключа Нижний Чимчан. Выгрузив на берегу Гилюя рюкзаки, продукты и необходимое оборудование, раскатали лодку и начали ее надувать. Уровень воды в Гилюе был средний, а значит, бояться было нечего. Однако, спустив лодку на воду, мы с удивлением поняли, что в нее умещается что-то одно: либо мы, либо наш груз… Пожав плечами, вытаскиваем все на сушу и перекладываем груз иначе. В этот раз удалось высвободить немного места и для нас. Удовлетворенно вздыхаем и собираемся садиться в лодку. Только тут замечаем, что паромщики смотрят на наши перемещения, как на бесплатный спектакль. Один из них подходит к нам и с явной жалостью спрашивает: «Вы из заповедника?». Мы одновременно киваем и слышим: «Ниже все перекаты работают…». Мы уверили паромщика, что все знаем, и храбро оттолкнулись веслом от берега. К слову, позднее на протяжении нескольких лет, наши погрузки перед сплавом по Гилюю (раз в месяц, с мая по сентябрь включительно, в любую погоду, при любом уровне Гилюя) неизменно вызывали живой интерес паромщиков, да и не только их. Мы часто шутили, что паромщики продают билеты на это представление.

О том, что именно хотел сказать паромщик, мы поняли чуть позже, на первом перекате. Одновременно мы поняли, что проходить перекат в резиновой лодке, низко сидящей на воде, – это совсем не то же, что на «Казанке». Лодка прыгала на суматошно толкущихся волнах переката, как целлулоидный шарик, при этом со всех сторон отдельные хитрые волны забирались в лодку, так что нам все-таки наплескало много воды, которую мы вычерпывали кружкой.

Повадка у следующего переката была совсем иной, затем – ещё один... Однако, так или иначе, к концу дня мы все-таки добрались до устья ключа Нижний Чимчан.

Происходившее далее в течение трех дней практически не представляет интереса, потому что плановые учеты мышевидных мы проводили ежегодно, методика не вызывала вопросов и не доставляла проблем. Однако приближающийся сплав до реки Степанак чем дальше, тем больше начинал вызывать опасения. Что ни говори, а перекаты Тюменье Горло и перед устьем реки Степанак на моторке могут доставить массу проблем, а мы-то на «резинке» и опыта в гребле, если честно, у нас тогда практически не было. Накануне мы все-таки сходили на Тюменье Горло и долго спорили, где и как пойдем, у какого камня надо брать влево или вправо, куда стоит идти, а куда нет... Только много позже поняли, что все эти походы и намеченные пути сплава все равно сломает река.

Вечер дня накануне сплава. На небе начали собираться тучки, заморосил дождик. Гилюй потемнел, по воде побежали клочья пены – верный признак скорого изменения уровня воды. Ночь была странной, я то и дело просыпалась и прислушивалась к шелестящему по крыше кордона дождю. Не прекратился он и утром. Реку задернула серая дымка, дождь сеял как из частого сита. Настроение начало падать, так как грузить лодку и идти почти 40 километров рекой под нудным моросящим дождем – удовольствие еще то. Чай и плотный завтрак не лезут в горло, сказывается ожидание серьезных перекатов, но печка гудит, завтрак на столе и когда удастся добраться до того места, где нас должна встретить моторка, – неизвестно.

«Ты ночью ничего странного не слышала? – беспокойно спросила меня Лена, – у кордона кто-то ходил. Вокруг – глушь, людей здесь нет. Может, снежные люди?».

«Наверное, это стучал дождь», – ответила я и продолжала смотреть в окно, выходящее на заросли кустарников у реки. Я подумала о возможности столкнуться со снежным человеком вживую. И уже достаточно глубоко погрузилась внутрь себя, как вдруг увидела, что кусты на берегу раздвинулись и две фигуры в плащах ступили на дорожку возле кордона… Четко осознавая нереальность происходящего, я (не веря самой себе) сказала: «Люди…». Мне сложно передать, что выразил взгляд Лены, сидевшей напротив меня. Так смотрят на человека, у которого просто на глазах ум заходит за разум. «Какие люди?!» – с подозрением в голосе спросила она. Медленно обводя взглядом стол, свои руки на нем, стены кордона, я ответила: «Наши инспекторы» и не поверила тому, что только что сказала. Еще большее сомнение в моей вменяемости (все равно – полной или частичной) отразилось в глазах Лены. Согласитесь, трудно ожидать появления наших инспекторов на кордоне, отдаленном почти на 100 километров от ближайшего жилья, да еще в 10 утра… Тем более что шума мотора никто из нас не слышал.

Призрачные фигуры промелькнули во втором окне и вполне реально затопали в коридоре. Более чем реальные голоса выругались на дурацкую погоду, и дверь распахнулась. Я облегченно вздохнула: вроде действительно люди. Вскоре всё разъяснилось. Оказалось, произошла путаница: вместо того чтобы ждать нас на Степанаке, инспекторы решили, что должны забрать нас с Нижнего Чимчана, и весь день накануне пробивались по реке вверх.

Через некоторое время дождь почти прекратился, мы загрузили вещи в моторку и двинулись вниз по Гилюю. Далее, из того, что стоит упоминания, была только изюбриха, пытавшаяся прикинуться веточкой куста, который не прикрывал даже ее голову. Потом были учеты на Изюбрином и Мотовой, отъезд в город, в общем, все как всегда. И много-много сплавов позднее, каждый со своей историей, каждый со своим приключением, описать которое не хватит никакой бумаги. Но это первое самостоятельное, пусть и не до конечной намеченной точки путешествие все-таки вспоминается прежде всех остальных.

Фото из архива

Зейского заповедника.