Дело было в Гонжинской партии приблизительно в 1974 или 1975 году. Вертолёт выбросил наш отряд съёмщиков вместе с отрядом шлиховщиков в устье ручья Медвежий, левого притока реки Уркан. Рядом, выше по течению, на картах было обозначено урочище с названием Кулин-Гора. Что в переводе с эвенкийского означает «Змеиная Гора». Поставить лагерь («затабориться») решили на берегу Уркана, а чтобы пить чистую воду, место выбрали непосредственно в устье ручья Медвежий. Вода в Уркане в те годы представляла собой грязный кисель: выше по течению в бассейне Джалинды работали пять драг прииска Соловьевского.

Когда начали таскать груз и расчищать площадки для палаток, обнаружилось, что на месте лагеря обитают гадюки. Первую унюхал и «поставил» спаниель начальника партии – Александра Вольского – по кличке Джек. Он начал облаивать куст багульника, который находился посередине лагеря. Оказалось, что в нём пряталась метровая гадюка. Поскольку с нами были и женщины-геологи, то незамедлительно начался переполох! Но не менять же место лагеря из-за гадюк! Да и вертолет уже давно как улетел. Короче, лопатой убили эту, а позже ещё одну, которую тоже Джек обнаружил, пока ставились палатки. А что с ними делать, если на этом месте надо жить несколько дней или даже недель? Если не убить, то могут втихаря приползти в палатку!

Перетаскали с мари, где садился вертолет, к лагерю груз, спустили на воду лодку «Казанку», проверили и закрепили на ней мотор, начали варить ужин. И тут кто-то увидел, что с противоположного берега к нашему, выше по течению метрах в 100–150, переходит через Уркан сохатый. У партии были две лицензии на отстрел сохатых, которые выдавались в те времена без проблем. Опять начался переполох! Начали искать оружие, которое было упаковано в рюкзаки или спальные мешки. Кто револьвер нашёл, кто ружье: ужин сам к нам шёл! Я и ещё два человека прыгнули в лодку, а остальные побежали по берегу к месту, где должен был выйти сохатый. Мотор завелся быстро, мы помчались за добычей. Но, когда приблизились к сохатому, выяснилось, что ни у кого из тех, кто был в лодке, нет оружия, а те, у кого оно было, остались на берегу! Решили или таранить его лодкой, или каким-нибудь другим способом укокошить. Подъехали к нему, когда из воды торчала только одна большая голова с рогами, – он уже добрался до середины речки и плыл. А, может, просто шёл по дну – неясно, но над водой торчала только его голова. Саша Викулов кричит мне: ты наезжай на него лодкой, утопим! Лодкой наезжать не стали, побоялись. Вдруг он до дна ногами достаёт, тогда махнёт головой – и мы в воде! Короче, поравнялись с ним, его башка в полуметре от лодки. Мужики, которые были в лодке, начали дубасить его вёслами. Кто попал, кто не попал, но один или два раза сохатому по шее и по рогам досталось! Толку – никакого! Что ему будет от лёгкого алюминиевого весла!?

Сохатый тем временем понял, что на его переправе что-то происходит не так, как он задумывал, быстренько вылез на косу и ломанулся в кусты, даже не отряхиваясь! Когда подбежали остальные, с оружием, было уже поздно, его и след простыл. Короче, убить не убили, но по рогам ему всё-таки настучали! Пусть знает наших!

Доварили ужин (дело было к вечеру), поели и, поскольку появилось свободное время, решили сыграть в картишки, в «дурака». Устроились в большой палатке, в которой поселились наши рабочие и студенты. Посередине расстелили брезент, поставили по центру керосиновую лампу (на улице ещё светло, но в палатке сумерки) и сели играть вшестером. Кто лежал, кто сидел на брезенте. Плюс вокруг несколько болельщиков: играли «на высадку». Всех набралось человек 8–10, не помню уже сколько. Темновато, но играть можно. Я тоже с картами в руках. Тихо-мирно играем, и тут один из мужиков – студент Ленинградского горного Коля Лексиков – почувствовал, что у него под энцефалиткой что-то шевелится. Засовывает туда руку, вытаскивает гадюку, которая забралась к нему на голый живот погреться, и, испугавшись, бросает ее на середину круга, где лежали битые карты! В третий раз начался переполох! Лампу свалили, свет погас, все врассыпную! Кто-то нашел вход в палатку, а кто-то не нашел,– выбирался через её бока или с торца, цепляясь за колья и верёвки: ведь если ползти из дальнего конца палатки к выходу, то надо было пересечь в темноте то место, куда была брошена гадюка! В результате всех этих действий палатка упала, и последним, кто замешкался, пришлось порвать ее, чтобы выбраться. Хотя, надо заметить, порвать брезент палатки не так просто. Когда сняли палатку и осмотрели место событий, то гадюку так и не нашли. Все её видели, а куда она делась, – так и не поняли. Наверное, уползла в суматохе.

Делать нечего, осмотрели ещё раз внимательно место, где стояла палатка, прочесали всё вокруг с помощью Джека, починили и поставили палатку по-новой и разошлись ночевать.

Мы вдвоем с Вольским устроились в двухместной палатке. Перед тем как лечь спать, вспомнили прошедшие события и пожалели, что у нас нет кошмы: на кошму змеи вроде бы как не должны заползать. Тогда решили поселить в палатку Джека, чтобы предупредил, если что. Место ему определили самое почётное, в изголовье – хоть и не кошма, но тоже ведь шерсть! Даже фуфайку ему постелили. Надо заметить, что такому повороту событий Джек был несказанно рад! В рядовых, то есть не приближённых к боевым условиях его вообще не пускали в палатку – он спал у входа!

Вольский надул резиновый матрас и устроился на нём в своём спальнике, я – рядом в своём. И вот посреди ночи просыпаюсь от сдавленного нечленораздельного крика. Кричал «Товарищ Начальник»! Так часто звали Вольского с лёгкой руки Кости Вахтомина, студента Свердловского горного института, который обращался к Вольскому исключительно таким образом. Оба проснулись, зажгли свечку. Оказывается, ему приснилось, что большая гадюка проползла у него под спальником, изогнулась, открыла пасть и нависла над лицом, готовая укусить! От этого он кричал и разбудил меня!

На этом история вроде бы как должна была закончиться. Но не тут-то было! Сон оказался в руку!

Наутро, при дележе маршрутов, выяснилось, что идти в сторону Кулин-Горы нет желающих, причём абсолютно! Хотя в другое время маршруты по борту крупной реки считались престижными и комфортными. В отряде царила почти что демократия, было достаточное количество молодых геологов, в том числе женщин, – геологи Нина Измайлова, Таня Кошеленко, студентка, кто-то ещё, не помню.

Короче, на Кулин-Гору пошёл, конечно же, начальник. Тем более что он был в то время партийным, причём единственным в отряде. Остальные были или комсомольцы, или беспартийные. Вот ему его партийную принадлежность и припомнили: коммунисты – вперёд! Пошли они в паре со студентом Колей Лексиковым, который выполнял функции маршрутного рабочего и радиометриста.

Где-то во второй половине дня они дошли маршрутом до Кулин-Горы. Здесь надо остановиться и пояснить, что собой представляет эта самая Кулин-Гора, которая на самом деле и не гора вовсе. Уркан в этом урочище делает крутую излучину и подмывает левый берег, состоящий из гряды высоких, до 50–70 м, крутых или отвесных скал, в разной степени разрушенных, обрывающихся в воду. Называют такие скалы ещё «отстоями». На них сравнительно легко попадать сверху, но в то же время они практически неприступны снизу. На них любит отстаиваться (останавливаться) зверь: сохатые и изюбры спасаются здесь от мошкары и гнуса летом, так как они хорошо обдуваются ветром. В зимнее время зверь старается достичь отстоя, когда на него охотятся волки. Так легче обороняться. Зад зверя, когда он становится на отстой, практически со всех сторон окружён обрывами и недосягаем. А нападать спереди волку несподручно: можно угодить на рога или под копыта зверю или улететь с обрыва так, что и кушать не захочется. Таким образом, благодаря отстоям, у зверя появляется весьма реальный шанс на спасение от волков, а также время, чтобы отдышаться, набраться сил, прийти в себя.

Отстои в пределах Кулин-Горы протягиваются чередой километра на 1,5 вдоль берега Уркана. Берег обращён к югу и в ясные дни хорошо прогревается солнцем. Может, поэтому его и облюбовали змеи?

Так вот, Вольский и Лексиков зашли сверху на один из отстоев, чтобы привести в порядок уже сделанную часть маршрута: записать наблюдения в полевой дневник, замаркировать отобранные камни, уложить их в мешочки, а мешочки в рюкзаки и т. п. Вольский, сняв сапоги и энцефалитку, присел на краю отстоя. Свесив ноги с обрыва, начал записываться в дневнике. Лексиков устроился немного сзади, места на скале рядом с шефом ему не хватило. Ну, а Джек гонял бурундуков и бабочек где-то рядом. Ветерок, нет комарья, живописный вид на окружающие сопки, по соседству причудливые скалы Кулин-Горы, где-то далеко внизу «голубеет» мутный Уркан – прекрасно! Ради таких минут уже стоит жить и ходить в маршруты! Но в настоящей жизни часто находится гад, готовый обгадить даже самые чистые и невинные помыслы души!

Гадюка выползла из расщелины в скале между Вольским и Лексиковым и первым делом попыталась тяпнуть Вольского в жопу. Ей не хватило всего десяти сантиметров для удара, так как её хвост успел прижать к скале ногой в сапоге Коля Лексиков. Она сделала несколько попыток, но тщетно. Очухался от неожиданности и начальник. Ну, а дальше – дело техники. С помощью геологического молотка и лопаты гадюка была благополучно сброшена со скалы. Туда, куда, если бы она укусила, мог улететь Вольский.

Несмотря на то что Коля Лексиков, скорее всего, спас жизнь Товарищу Начальнику, над ним ещё долго потом потешались: «а, так это ты пригрел змею на груди!».

Николай Коробушкин.