Далекое детство

“Александр Куприянович Чумилин родился в 1927 году в селе Калинине Нерчинского района Читинской области в семье крестьянина-середняка” – так было написано в справке, выданной моим родителям в сельсовете. Отец крестьянствовал до ноября 1932 года. Земли нашего района были в 15 километрах от Нерчинска. Когда мне было 15 дней отроду, матери пришлось ехать со мной на заимку, так как подошла её очередь хозяйствовать. Она, закутав меня, несколько дней в декабре выносила на мороз, чтобы приучить к холоду. Я – пятый ребенок у матери (из пятерых детей нас только трое осталось в живых). В 1929 году отец, отказавшись идти в колхоз, стал единоличником пади, которую ему выделили, распахал и засеял целину. У нас было две лошади, корова, бычок, телка, бараны, свинья. Ещё была собака, которая приносила щенков. Их выращивали для того, чтобы потом из шкур сшить доху, ведь в сильные морозы без такой одежки в тех краях не обойтись. По соседству с нами снимали квартиру дальние родственники. Помню, что мой одногодок Вадим был примерным мальчиком. Он носил вельветовый костюмчик и такую же бескозырку. А я обычно был в рубашке нараспашку, штанах на одной лямке и босой. Только зимой мне давали побегать во взрослой обуви.

Дед мой Кондратий Зиновьевич был в это время церковным старостой. Чтобы уберечь книги из библиотеки, он перевез их домой и сложил на чердаке. Там они хранились до 1941 года. А потом кто-то прознал про эти книги и курильщики перевели многие из них на самокрутки. Помню, что когда стали разрушать церковь, иконы наши сельские жители разобрали по домам. Но самые большие остались в здании, и я сам видел, как в 1939 году этими иконами прикрывали бак с топливом, потому что в церкви устроили инкубатор.

Когда мне исполнилось пять лет, отец засобирался переезжать на родину матери. Его младший брат говорил, что земледелие – дело рискованное, а если пойти на производство, то будет регулярная заработная плата. Так мы переехали в село Ложниково на Унде. Заселились в старую бабкину избу. Отец уходил на работу спозаранку, так как идти до неё было семь километров. Мать утром уезжала за дровами, а меня оставляла с маленькой Нюрой. Она спала в люльке, которая была привязана к жерди, прикрепленной к потолку. Пока сестренка спала, я играл на печи, а когда просыпалась, я, баюкая, сам пристраивался к люльке, качаясь, как на качелях.

Когда пошел в школу, уже знал алфавит и умел читать. Научили ребята постарше, которые писали на снегу буквы, а я запоминал. Тетрадей не было. Отец приносил с работы оберточную бумагу, и мы сшивали из неё тетрадки. Учился неплохо, за второй класс даже грамоту получил. Но был очень впечатлительным. Как-то собирались с ребятами на рыбалку, а на наживку ловили лягушек, жуков, копали червей. Я насмотрелся на всю эту живность, а когда ночь пришла – боюсь уснуть, а вдруг приснится все это? Тетушка моя увидела, что мне не спится, спрашивает, почему я ворочаюсь. Ну я ей и рассказал все. Она посоветовала помолиться, а когда проснусь утром, сразу в окно посмотреть. Я сделал все, как она сказала. И тут же словно провалился куда-то. Утром проснулся как новорожденный. С тех пор снов не вижу вообще.

Наравне со взрослыми

В поле нас послали работать, как только мы окончили третий класс. Пололи пшеницу, потом перевели на картофельные поля, а затем на сенокос. Трудились мы, как взрослые, до 15 августа. А потом – начало учебного года и снова работа, только теперь уже на своих, домашних участках.

В 1941 году, когда началась война, лошадей, что покрепче, забрали на фронт. В колхозах и совхозах остались коровы да клячи, на которых пахали, возили сено.

Отца и старшего брата призвали в армию. Мы вчетвером остались с мамой. Вначале продуктов в доме было в достатке. Но к новому году урезали пайку хлеба, стали выдавать по 250 граммов на человека. Хорошим подспорьем было то, что заготовили со своего участка: картофель, морковь, капуста. Однако и это все к весне стало заканчиваться. Помню, как мама разделит между нами хлеб, а себе крошки со стола сгребает.

Каждый день мы с матушкой ездили в лес за хворостом. Собирали сухие ветки. И даже сделали небольшой запас к весне. Однажды кто-то сказал, что в соседнем совхозе можно с полей собрать колосья овса, оставшиеся в зиму на полях. Был уже апрель. Мы с мамкой взяли два мешка и отправились в путь. Поле было убрано хорошо, но кое-где мы находили колосья, обминали их в руках, а зерна ссыпали в мешки. Некоторые из них от влаги уже пустили ростки. Мама старалась нагрузить себе побольше, а мне поменьше. Потом мы это зерно перемололи на жерновах. Получилось немного муки, крупки и жмыха, из которого потом варили кисель. В 14 лет я вступил в комсомол. Меня избрали старостой класса. Кроме работы по дому, прибавились еще и общественные нагрузки. Помню, с января 1942 года в золотопродснабе стали выпекать для школьников сладкие пироги. В столовой их забирали старосты классов. Куски ароматного пирога были разрезаны на кусочки и их выдавали по количеству учеников в классе. Я приносил разнос и ставил на стол, а свой кусок забирал последним. Но несколько раз было так, что разнос оставался пустым, тогда я стал первым откладывать свой кусок и следить за тем, чтобы пирог достался всем.

После шестого класса мать устроила меня на работу на базу предприятия «Заготзерно». Нас, мальчишек, поставили затаривать мешки и подавать на плечи грузчикам, которые все сплошь были инвалидами. Мужчин, годных к военной службе, давно призвали в армию.

Зерно сыпалось в ботинки, но мы его не вытряхивали, несли домой. Как оказалось позже, употреблять в пищу его было нельзя по одной причине: уж сильно оно пахло потом от наших ног.

Есть хотелось всегда

Потом меня направили на сенокос. Косилку тянули лошади. Они были малорослые, монгольской породы. Я их жалел и не мучил почем зря.

Бригадир наш дядя Коля говорил: «Санька, ты ползаешь по деляне, как вошь по рубахе». Но, посмотрев, как чисто выкошено поле, похвалил.

Начало учебного года перенесли на октябрь. А школьников отправили на уборку хлеба. Нас поставили вязать снопы. Сначала ничего не получалось, но потом мы приспособились и работали не хуже взрослых. Жили в ужасных условиях. В пустом доме у противоположных стен стояли нары, на них – солома. Спали в той одежке, в которой ходили на работу, ничем не укрываясь. Но кормили сносно. На завтрак давали пол-литра простокваши и ломоть хлеба зеленоватого цвета от примесей отходов с молотилки. В обед варили какой-нибудь суп, а на ночь мы выпивали по стакану молока с хлебом. И все-таки есть хотелось постоянно. У нас была лошадь с жеребенком. Он уже подрос, ел траву, но продолжал сосать кобылу. И мы приловчились её доить. В день двое из нас по очереди выпивали по кружке такого молока. На лопате жарили зерно, которое шелушили из колосьев. И это казалось очень вкусно.

После уборки подвезли молотилку. Работали на ней в основном женщины и дети. Работа была пыльной, поэтому приходилось закрывать нос и рот тряпкой, чтобы не задохнуться. На тракторах тоже работали женщины. Они с большим трудом заводили машины.

К концу сентября наша одежонка совсем износилась. Отощавшие, после очередного рабочего дня мы валились на нары и мечтали, чтобы вдруг волк задавил барана. И, видно, накликали беду. Утром, идя к стану, мы увидели на сопках повозки, в которые что-то собирали люди. Оказалось, что в загон с овцами залез волк. Овцы с перепуга выломали ворота и разбежались по степи. Но и волк не дремал, он погубил всю отару, как говорили колхозники, вошел в азарт. Он перегрызал овечкам горло и бросал их. А некоторые были еще живы, и их пришлось добивать. Надо сказать, на душе было мерзко: ведь мы молились, чтобы волк задавил одну овцу, и мы бы наелись досыта.

Кое-как отработали этот день и решили отправиться домой. В ночь выпал снег. До Нерчинска было 15 километров, и мы босые, в рваной одежде отправились в путь. По дороге нас нагнали подводы, на которых везли ободранные туши баранов.

Когда я учился в восьмом классе, в школу собрали ребят со всего района. За партой сидели по три-четыре человека. Поэтому восьмиклассникам посоветовали перейти в педагогическое училище. Я поехал поступать вместе с нашими девчонками. Группу библиотекарей не набрали, а сформировали еще одну группу учителей, в которой учился и я. Меня призвали в армию после первого курса. Я попал в Иркутскую военно-авиационную школу авиамехаников, которую окончил в 1946 году.

До 1952 года служил механиком самолета в скоростном бомбардировочном авиаполку.

Потом жизнь складывалась по-разному. В 1978 году был назначен председателем Горненского сельсовета. В этой должности я проработал вплоть до 1985 года.

Александр ЧУМИЛИН.

п. Горный.