На работе, в Зеягэсстрое, после выполнения основных и внеплановых задач, поставленных на утренней планёрке, и под конец рабочего дня собирались в кучки уставшие прорабы, мастера и наиболее активные бригадиры посудачить или поточить лясы с обычной целью: узнать общую обстановку, настроение начальства или разведать задачи уже на завтрашний день. Обсуждались и другие темы: рыбалка, охота и прочие выходы на природу. В один из таких дней разговорились про удачную рыбалку на Хаимкане, одной из верховых речек Уркана.Почти мгновенно сформировалась группа человек из пяти, проявивших желание посетить эти места в очередной выходной день. У нас на стройке была шестидневка. В субботу работали без обеда до двух часов дня. Далее – отдых до понедельника. Договорились быть готовыми к двум часам, и немедля, с ночевкой, выехали в наступившую субботу по намеченному маршруту.
Прекрасная пора
В те времена не было ещё телескопических удилищ, поэтому все наши рыболовные снасти умещались в карманах рюкзаков, которые до отказа были набиты всяким съестным с обязательным горячительным к предстоящей ухе. Доехав по Золотогорской трассе до прижима Обки, спешились и направились по тайге вниз по течению реки до впадения в Хаимкан.
Стоял июль. Самая прекрасная пора лета, когда всё буйно растёт, начинает цвести и с молодой активностью энергично набирать силы для воспроизводства себе подобных. В это время природа самая красивая, кругом яркие и разнообразные краски лета. Июльская зелень имеет все оттенки – от светло-бирюзового до тёмно-зелёного.
По пути, который незначительно огорчают комары да мошки, обязательно находившие незащищённые места тела, периодически попадались не растаявшие белые глыбы наледей. Неожиданная ледяная белизна несколько нарушает зелёную гармонию леса своей психологической несовместимостью свидетеля былых морозов и летнего цветения. Это уже что-то сказочное.
Подходя к реке Хаимкан, нам надо было вырубить подходящие удилища. Для этого мы углубились в «чащобник», где деревца, соревнуясь друг с другом, усиленно тянулись к солнцу в тесной толпе густого сплошного подроста.
Вырубив удилища, вышли из чащи на свет божий и расположились на небольшой лесной поляне настраивать снасти.
В лесу было тихо: весенне-летний птичий гомон уже закончился. Вся пернатая живность занималась более серьёзными семейными делами и старалась не выдавать своего присутствия лишними звуками.
Гостья
Почти все приготовления к рыбалке заканчивались, и вдруг неожиданно послышалось хлопанье крыльев взлетающей птицы. Перед нами, буквально метрах в трёх-четырёх, уселась на ветку лиственницы, на высоте не более двух метров, птица, величиной с курицу, и повернулась к нам грудью. При ярком дневном освещении и на таком расстоянии её хорошо было видно.
Глянув на гостью, я сразу же узнал дикушу. До этого она мне не встречалась и я о ней знал только по картинкам и справочным описаниям, чего вполне хватило для определения. Очень похожая на рябчика, но гораздо крупнее, она сидела довольно близко (даже домашние куры так близко к себе не подпускают), а посему разглядеть её можно было основательно. Светло-серые перья с чередующимися неширокими полосками светло-коричневого и черного цвета делали её пёстрой, очень похожей на Курочку Рябу. Все перья – несколько оттопыренные, чуть взъерошены: видать, жарко ей было, отчего она казалась ещё крупнее. Живые, подвижные тёмно-коричневые бусинки-глазки с интересом рассматривали нас. Миниатюрная головка, с аккуратным темно-серым клювом, резко и в то же время непринуждённо-спокойно поворачивалась то в одну сторону, то в другую. Полусогнутые лапки птицы, густо опушенные мелкими, более светлыми, перьями, крепко держали ветку дерева. Как и всё, созданное природой, дикуша была восхитительна. Я подумал, что это чудо природного симбиоза.
Азарт
Полюбовавшись некоторое время гостьей, я сказал Валентину Демидову:
– Дикуша! Видишь? Каменный рябчик ещё её называют.
– А почему он не улетает, больной, что ли?
– Нет, вполне здоров. Хочешь, я его поймаю? – не стал я долго объяснять.
– Да ну,.. – со смысловым значением – «не трепись», не принимая вопрос всерьёз, изрёк Валентин.
– Ну смотри.
Я встал и направился к птице, надеясь, что она позволит себя поймать прямо руками. Однако она не такая уж дура. Только протянул руки, чтобы, как курицу в тёмном курятнике, взять птицу, как она снялась с ветки и пересела. Именно пересела, перепрыгнула (а не перелетела на другую ветку) чуть повыше прежней где-то на полметра. Тут уж руками её не достать: высоковато.
– Ну ладно, – раззадорился я.
Теперь уже в глубине души я молил Бога, обращаясь к дикуше: «Улетай, птичка, ибо задумал я всё равно тебя поймать. Так бы подержал в руках, полюбовались тобой, ну и распрощались бы. Так нет, не даёшься».
Тогда я взял своё удилище с уже прикреплённой к нему леской в правую руку, а левой отвёл леску в сторону, хотел стащить этим устройством птичку с ветки. Подойдя к птахе, поместил её голову между леской и удилищем потянул приспособление на себя, надеясь, что стяну тем местом, где сужение. Не успел ещё дёрнуть это устройство, как дикуша каким-то ловким движением высвободила шею и голову из этой ловушки и продолжала спокойно сидеть на ветке, всем своим видом как будто говоря: – «Отстань… Что пристал». Так повторялось раза три, а бить удилищем по птичке я категорически не хотел, хотя мысль такая проскакивала. «Что лезешь? Вот пристал…», – продолжала птичка наш мысленный диалог.
«Да улетай же ты», – молил я Бога, чувствуя, как во мне всё возрастает агрессивный азарт хищника. Нет, сидит. «Не срамить же себя, в конце концов: обещал поймать», – успокаивал я себя.
Тогда, умышленно затягивая время, не торопясь (может, всё-таки улетит), приладил на конец удилища теперь уже петлю из лески, зная, что это очень опасно для птичьей жизни. Из наблюдавших за моими действиями меня никто не остановил, не одёрнул. Если б хоть кто-нибудь вдруг возник во спасение птахи, я бы ему был очень благодарен. Но увы. Зрители жаждали жертвы. Я, к сожалению, был исполнителем этого шоу. Чёрт меня дёрнул – ляпнуть.
Птица не улетала. Что она делала возле этой поляны? Может быть, гнездо у неё где-то рядом? Может, другие какие причины, например, не принимала она нас всерьёз, как какую-то опасность. Или просто вылезла отдохнуть от какого-то занятия, а может, хотела изменить положение? И почему она так долго терпела наше присутствие, не обнаруживаясь, а потом вдруг взлетела? Ну да Бог с ней, пусть поступает, как ей хочется, но думать хотя бы мало-мальски ей не помешало. Все эти вопросы возникли гораздо позже, после содеянного. А сейчас мной управлял только слепой азарт алчного охотника.
Преступная душа
Встал. Не торопясь, надел на шею птицы петлю. Тут уж как она ни вертелась туда-сюда, а освободиться не могла. То, что я хотел, свершилось. Думал снять петлю, но, увы, петля только затягивалась. Тогда решился осторожно стянуть дикушу с сучка и постараться быстрее освободить её от злополучной ловушки. Как только стащил, через какое-то мгновение, казавшееся мне очень длинным из-за осознания неприятности того, что сделал очень плохое, сильно волнуясь и суетясь, снял петлю, но… у птицы уже безжизненно повисла голова. Чувство досады и омерзения наполнило мою преступную душу. Держа в руках это тёплое, совсем недавно ещё живое тельце, с раскаивающимся сожалением, уже ненавидя себя за бессмысленность поступка. Остро желаемое ожидание нещадно сверлило мою душу. Я так хотел, чтобы она пошевелилась, подняла головку. Но всё тщетно. Как же это так, что же я наделал?
В отчаянии опустился на землю и потихонечку положил птицу рядом, между собой и кустами, окаймляющими поляну. Настроение испортилось основательно, шквал жалости к дикуше нещадно давил душу. Ещё надеясь на чудо, стал успокаивать себя: – «Если не очухается, съедим – не выбрасывать же». Показнив себя некоторое время (идти-то дальше надо), вставая, хотел забрать птицу. Протягивая руку, заметил, что дикуша подняла голову, глянула туда- сюда и… шмыг в кусты. Я аж не поверил: часто-часто заморгал. Но факт свершился. Уж преследовать-то её я даже и не помышлял. «Беги, родная, Бог с тобой. Да будь поумнее – не попадайся больше», – молился я мысленно. Сразу полегчало: камень с души.
Всей компанией мы двинулись дальше.
Не знаю, услышал ли Бог мою молитву, помог ли он этой птахе в дальнейшей её жизни, но в моём сознании и памяти она навсегда осталась живой. Вот так я повстречался с дикушей в первый и последний раз.
Борис ЕПИФАНЦЕВ.
{jcomments on}
Добавить комментарий